Алекс Шерер - Охотники за облаками
Что-то сомневаюсь.
– Береги себя, Кристьен. Будь осторожен!
– Обязательно, мама! – крикнул я в ответ. – Буду.
Не скажешь же ей, что нет, не буду.
Несмотря на ранний час, жизнь в порту бурлила: рыбаки и моряки – ранние пташки. Пара небесных траулеров готовилась к выходу в небо, и рыбаки проверяли тралы. На подлете к берегу парило и ожидало возможности пришвартоваться грузовое судно отцовской компании. Это была плоскодонка с минимальным воздухоизмещением. Прямоугольные резервуары были аккуратными кирпичиками составлены на палубе.
Дженин увидела меня издали и поприветствовала. Карла помахала рукой. Каниш оторвался от приготовлений и отметил мое появления полудружеской гримасой. Все равно я поздоровался и с ним, хотя, может, это его только разозлило. Судя по всему, все было готово к продолжительному путешествию. На борту было полно припасов, а вода – вода была всегда.
Я полагал, что маршрут до Островов Инакомыслия, выбранный Карлой и Канишем, пройдет через внележащие поселения. Это не кратчайший из возможных путей, зато он огибает самые сложные регионы Запретных Островов, не приближаясь к ним на опасное расстояние.
Всего Запретных Островов было значительно больше, чем я успел упомянуть. Едва ли не каждый месяц там разгорался очередной конфликт, и новая секта отщепенцев покидала острова и населяла какое-нибудь необитаемое прежде место. Люди как будто специально шли на все эти ухищрения, чтобы сделать свою жизнь как можно более несчастной и сложной.
Это были не единственные опасные острова в системе, однако в других местах причиной опасностей становились не жители, а местные красоты. Яркий пример – Острова Соблазна, благоуханные и чарующие, их берега источают дивные и дурманящие ароматы, завлекая на свои земли проплывающих мимо воздухоплавателей. Они кажутся райскими островами, настоящим Эдемским садом.
Вот только ароматы эти источает ядовитый лишайник, покрывающий камни. Моряки иногда бросали свои корабли, не обращая внимания на приказы своих капитанов, и проворно добирались вплавь до этой манящей земли. Стоило им ступить на остров, как они в считанные минуты умирали, покрываясь тем самым лишайником, и вскоре оказывались погребены под ним, превращаясь в клумбу для растения.
Ходили легенды об острове, который населяли летающие существа: обычные люди, эволюционировавшие в людей-птиц. Это все сказки, конечно. Но как знать, что будет через десятки миллионов лет? Может, однажды и это станет былью.
До Островов Инакомыслия было пять-семь дней ходу, столько же обратно, плюс четыре дня на погрузку, отгрузку и на поиск облаков. Обычно корабль прибывал на острова с полными баками воды, разгружался, уходил за новой водой, снова возвращался, и так несколько раз.
Конечно, на тот момент я не знал, что ловить облака и собирать воду было не единственной целью нашего путешествия. Это было лишь частью плана. К тому же второстепенной, я бы даже сказал, эпизодической. О настоящей цели плавания мне не сообщили, а сам я о таком и помыслить подобного не мог. На самом деле наше плавание было операцией по спасению с приложением мести и даже, не исключено, чьей-то смерти.
И с собой меня взяли не потому, что жаждали такого спутника и собеседника, а потому, что четыре пары рук в данной ситуации были предпочтительнее трех. Одна пара – держать штурвал, три – спасать человека, а если нужно, то и убивать.
Но в то раннее утро все это было неизвестно ни мне, ни тем более зевакам и провожающим, собравшимся у причала помахать кораблям вслед.
Но знали они – и Карла, и Дженин, и Каниш. И конечно, им стоило сказать мне обо всем заранее, а не тогда, когда стало уже слишком поздно поворачивать назад. Но я ни в чем не винил и не виню их. Ни сейчас, ни тогда. Да и как можно, когда знаешь их историю?
Так или иначе, дело обстояло таким образом, что, вместо того чтобы обойти Запретные Острова за версту, мы, напротив, направлялись именно к ним.
Мы держали курс на кишащий самыми страшными опасностями и чудовищами Запретный Остров Квенанта. Малейшая оплошность здесь грозила наказанием – суровым и диким, одним на все случаи жизни, – а оскорбить чьи-либо чувства здесь было проще простого.
Впрочем, пока что все эти сложности были мне невдомек. Мы уже отплывали, и тут в самый последний момент на пристань прибежали мои родители, которые, невзирая на мои просьбы не затягивать прощание, все же решили меня проводить. Я помахал им, прощаясь с ними и со всеми остальными провожающими заодно.
Мне всегда казалось удивительным, с какой готовностью люди искренне машут кому-то вслед, даже если это посторонний человек. Матери держали на руках своих малышей и уговаривали их помахать ручкой отплывающим кораблям, рыбакам, торговцам, груженым лайнерам, охотникам за облаками. Это словно какой-то инстинкт, непроизвольный момент сопереживания путнику.
Похоже, вопреки всем нашим прегрешениям, в глубине души мы все равно желаем добра другим людям. Несмотря ни на что, мы все равно хотим друг для друга только хорошего. Мы не хотим, чтобы в пути с кем-то приключилось несчастье, чтобы кто-то вернулся ни с чем. Пусть даже это делается из простого суеверия, вроде как когда стучат по дереву. Пусть и наши странствия, в свою очередь, тоже пройдут успешно. Тому, кто сеет добро, оно возвращается сторицей.
Мы отдали швартовы и тронулись в путь, подгоняемые легким, чуть колышущим паруса ветерком. Те, кто провожал нас на причале, постепенно превратились из обычных фигур в мелкие крапинки там, где в каком-нибудь другом мире был бы горизонт. Но здесь не существует горизонта – лишь бесконечная, неопределенная даль и синеватая дымка с рябью знойного жара.
Вскоре и остров, который я звал своим домом, стал крапинкой. Нас, плывущих по этой изначальной лазури, проглотило пространство. Мы и сами были тут как облака – эфемерные, неразличимые, незначительные, всего лишь дуновения влажного пара, меняющие свои неясные очертания, порожденные чьим-то воображением.
Но чьим? Какого-нибудь творца, создателя? Или это мы сами вообразили его, и себя вместе с ним?
Вглядываясь вдаль, я размышлял о сверхъестественном и о духовном, и о том, что из этого реально, а что нет. И если Творец все-таки где-то есть, какая из множества существующих конфессий попала в точку? Или все учения имеют одинаковое право на жизнь, одинаково честны, одинаково спорны и, наконец, одинаково недоказуемы?
Я видел перед собой только небо. Небо без ответов. Прекрасное и нескончаемое. Я слышал ветер, забирающийся в парусину и наигрывающий в снастях какую-то мелодию. Рядом стояла Дженин. И мне казалось, что старую жизнь я оставил позади, а новая только начинается.
22. Мусоровоз
Первые дни прошли легко и спокойно. Делать было особо нечего, вот мы ничего и не делали, притом очень основательно. Ничегонеделанье – это искусство своего рода, и чтобы отточить владение им до совершенства, требуется усердно практиковаться.
Большую часть поездки Каниш проводил, развалившись на палубе под палящим солнцем. Время от времени он менял позу, чтобы забросить за борт удочку и выловить пару рыбешек. А после еды он собирал посуду и совал ее мне в руки, намекая, что хотя бы на этом поприще я могу проявить себя.
Когда с посудой бывало покончено, делались всякие простые рутинные дела, которые хорошо помогали скоротать время: нужно было что-то подлатать, что-то подремонтировать, где-то подкрасить, чтобы все на корабле было на ходу и в полном порядке.
Я взял с собой несколько книжек, Дженин тоже (среди них были и учебники), и мы читали их вместе, проверяя друг друга на знание правил и фактов. Я просил ее научить меня паре слов на ее родном языке, но он был сложным, гортанным и тяжелым для произношения.
– Когда мы уже будем там? – спросил я у Каниша как-то раз ленивым знойным днем.
Но он только посмотрел на меня вопросительно, словно интересуясь: где это «там»? Что за место такое? Есть только «здесь». А ты разве не знал?
Казалось, «там» и «здесь» были равны для него, и он уже был именно там, где хотел быть. А все, чем он хотел заниматься – это быть. Для него не имело значения, где этим заниматься, главное – сам факт.
– День-другой, – ответила за него Карла. – Зависит от облаков. Сперва нужно наполнить баки. Тогда мы пойдем к Островам Инакомыслия и продадим им воду. А потом…
Она не договорила. Повернулась посмотреть на огромного небесного моржа, примостившегося на крошечном островке чуть побольше булыжника. Животное выглядело печальным и нелепым, как смешной рисунок, с его длинными бивнями, и опущенными усами, и меланхоличным выражением, как будто он уже давно ничего не ел.
Увидев моржа, Дженин подобрала рыбешку из улова Каниша и бросила ее в небо. Туша спрыгнула со своего насеста и нырнула вниз, нагоняя падающую рыбину. Поймав ее, морж вернулся, водрузился обратно на свой островок и принялся жевать. Но радости в его глазах не прибавилось. Он казался таким же грустным, как и прежде.
